Перейдя на службу в Министерство внутренних дел по предложению самого монарха, только вступившего на трон Александра Третьего, Плеве много сделал для наведения порядка в работе полиции, реорганизации политического и уголовного сыска в Империи, устранению того духа вольницы, мздоимства и вседозволенности, что был так характерен для многих провинциальных полицейских подразделений. Шумилов не без внутреннего трепета направился на приём к Плеве. Во-первых, он не был уверен в том, что директор Департамента полиции вообще его примет, а во-вторых, не мог знать наперёд, как он к нему отнесётся. Кто бы там что ни утверждал, а личные симпатии и антипатии всегда имеют значение при принятии решения. Даже в тех случаях, когда это решение зависит от человека, известного, подобно Плеве, своей беспристрастностью. Шумилов был изгнан из прокуратуры как раз в то время, когда Вячеслав Константинович делал там в высшей степени успешную карьеру. Вне всяких сомнений, он был наслышан о той каверзной истории, что приключилась с Шумиловым, и привела последнего к увольнению от должности. Способно ли будет данное обстоятельство каким-то образом повлиять на восприятие просьбы, с которой Алексей Иванович намеревался обратиться к директору Департамента полиции?
Войдя с набережной, Шумилов остановился перед поручиком жандармской команды, охранявшей здание и, назвав себя, заявил, что ему нужно видеть Вячеслава Константиновича Плеве. Жандарм сверился по журналу пропусков и, убедившись, что пропуск на фамилию «Шумилов» никем из сотрудников Департамента заказан не был, предложил Алексею Ивановичу действовать установленным порядком, то есть обратиться в Приёмную, записаться и явиться на приём в назначенный день. Шумилов вежливо объяснил, что вопрос, с которым он намерен обратиться к директору Департамента, не терпит отлагательств, и попросил пригласить дежурного офицера.
Через минуту из недр здания выскочил крупный жандармский ротмистр с пугающего размера шашкой на боку и багровым лицом любителя крепких напитков. Он был явно отвлечён от некоего важного дела, возможно, пил кофе или очинял карандаш. Во всяком случае, никакого намерения долго общаться с Шумиловым этот человек не имел и с ходу потребовал паспорт Алексея Ивановича. Убедившись, что с паспортом всё обстоит нормально, лающим тоном повторил, как надлежит действовать «посетителю с улицы»: пройти в Приёмную через другой подъезд, записаться на приём и явиться в назначенный день.
Шумилов поправил багроволицего обладателя кавалерийской шашки, заявив, что не является «посетителем с улицы», и настойчиво повторил, что «вопрос к его превосходительству директору Департамента имеет характер безотлагательный и требует разрешения в течение сегодняшнего дня». Дабы ротмистр осознал важность момента, Шумилов пояснил, что «речь идёт об убийстве человека, причём преступление связано с сокрытием больших капиталов и в силу ряда причин не может быть разрешено обычным порядком».
Ротмистр задумался, надолго впёрся взглядом оловянных глаз в лицо Шумилова, ждал, видимо, что тот улыбнётся и признается, что всё сказанное просто шутка. Но поскольку Алексей Иванович не улыбнулся и в шутке не признался, дежурный офицер повернулся и исчез в том же направлении, откуда пришёл.
Очень скоро по лестнице со второго этажа спустился человек в штатском и, подойдя к Шумилову, поинтересовался, не он ли пытается пройти к «его превосходительству директору Департамента»? Узнав, что именно он, пригласил Алексея Ивановича следовать за ним и провёл его мимо караульного жандарма. Это был уже явный прогресс. Человек в штатском представился «чиновником для поручений Потраловым», но ни имени-отчества, ни чина не назвал, что наводило на мысль о крайней незначительности его должности.
В небольшом кабинете первого этажа с окнами во двор человек в штатском предложил Шумилову сообщить сведения, которые тот желал довести до сведения директора Департамента полиции и присовокупил к сказанному обещание, что «непременно господин директор ознакомится с сутью заявления». Всё это мытарство, грозившее затянуться на неопределённый срок, начинало действовать Шумилову на нервы. Ему было ясно, что с одной стороны задача подчинённых заключается в ограждении руководителя от случайных и ненужных посетителей, но с другой, никто из них не посмеет категорически отказать человеку, утверждающему, будто он располагает какими-то чрезвычайными сведениями. Вдруг посетитель окажется прав? В этом случае чрезмерная строгость обернется против самого же чиновника.
Поэтому Шумилов учтиво, но твёрдо заявил, что говорить намерен всё же именно с «его превосходительством тайным советником господином Плеве, поскольку дело необычно и потребует, возможно, скорого принятия решения». Чиновник заёрзал на своём стуле, явно заволновался, но не сдался, а принялся утверждать, будто Плеве покуда отсутствует и неизвестно когда возвратится в здание. Шумилов заверил, что готов подождать сколько потребуется.
Неизвестно, как долго длилась бы эта учтивая, но изнурительная беседа, как в кабинет неожиданно зашёл человек, хорошо знакомый Шумилову — бывший сотрудник столичной Сыскной полиции Александр Блок. Это был довольно известный, даже отчасти легендарный, человек, в своё время попавший в самый первый набор сыскарей. С момента учреждения Сыскной полиции 1 января 1867 года совсем молодой тогда Блок числился в её штате чиновником для поручений и имел маленький чин коллежского регистратора. Этот чин соответствовал четырнадцатому рангу, ниже чинов в России просто не было. Уже в феврале того же года Блок был представлен к первой государственной награде — ордену Святой Анны третьей степени — за задержание убийцы, скрывшегося из Петербурга в Ярославскую губернию. Блок, выехавший следом, сумел за четыре дня отыскать преступника и получить его признательные показания. Впоследствии были в жизни Александра Ивановича Блока и другие награды, и сделал он вполне успешную полицейскую карьеру, коль скоро теперь его кабинет находился на Фонтанке, дом шестнадцать.
Шумилов был лично знаком со многими сыскными агентами — кого-то знавал ещё по тому времени, когда работал в Министерстве юстиции, с кем-то познакомился позже, благо сам род его неофициальных занятий способствовал вольному или невольному соприкосновению с сыскарями. С Блоком он был знаком уже лет тринадцать и испытывал к этому человеку глубокую симпатию, как, впрочем, ко всем сыскным агентам «первого призыва». Александр Иванович Блок, заглянувший в кабинет по какому-то незначительному поводу, сразу же узнал Шумилова, поздоровался с ним и осведомился с улыбкой:
— Вы-то здесь как очутились?
— Хочу попасть на аудиенцию к вашему начальнику, да только вот не пускают… — Алексей Иванович развёл руки.
— У вас, господин Шумилов, сколь я помню, ничего просто так не бывает. Поди дело какое-то архиважное?
— Да уж, Александр Иванович, архиважное, — согласился Шумилов. — С убийством и уводом больших денег.
— Насколько больших? — как бы между делом уточнил Блок.
— Миллион с четвертью…
— Рублей?..
— Серебром…
— Ну-ка, Алексей Иванович, пойдёмте-ка со мною, — заговорщически прошептал Блок, беря Шумилова под локоть.
